Сегодня фильм Жака Розье считается классикой французской новой волны, но в свое время публика его не оценила. Он действительно очень необычный, Хотя сюжет ничего революционного в себе не несет. Две неразлучные подруги, Жюльет и Лилиан, влюбляются в парня по имени Мишель - обычный любовный треугольник... По идее, в финале одной из них должен достаться главный приз. Об этом - и название фильма. Филиппина - вовсе не женское имя, а название игры или, если хотите, обычая. Суть: двое раскалывают миндальные орехи. Ну и едят, соответственно. При этом ни о какой игре речи не идёт до тех пор пока не попадается орех с двойным ядром. Вот тут-то и начинается игра: участники договариваются, что тот, кто первый выкрикнет: "здравствуй, Филиппина!" (филиппина - искаженное немецкое Vielliebchen, то бишь горячо любимый/мая), тот получит некий устанавливаемый по обоюдному соглашению приз. Но кричать надо не сразу, а обычно на следующий день, после пробуждения. Понятно, что это больше всего подходит тем кто спит в одной комнате или даже на одной постели, как в случае с Жюльетт и Лилиан. В фильме они выкрикивают заветную фразу одновременно, и Мишель действительно никому из них не достаётся - он уходит на войну. Фильм и начинается с фразы "шестой год алжирской войны…" - зрителю важно её не упустить, ибо она серьёзно влияет на понимание того что происходит на экране. При том что на экране никакой войны нет - сплошное веселье. Нам показывают танцы в ресторанах, съёмки идиотских сериалов и ещё более идиотских рекламных роликов, а коллизия любовного треугольника никак не развивается. Да и что это за треугольник? Для правильного кинематографического любовного треугольника требуются яркие индивидуальности. К примеру: Гундарева/Неёлова в "Осеннем марафоне", Чурикова/Андрейченко в "Военно-полевом романе"... А тут - две дерёхи, которым нравятся "высокие брюнеты с темными глазами", а в уходе их Мишеля на войну их больше всего расстраивает ужасно неизящный фасон военной обуви. И кого из них изволите выбрать? А выбирает кто? В голове у Мишеля только девочки и лёгкие деньги. Причем сначала деньги: девочки всегда найдутся. С лёгким сердцем покидает он подруг, чтобы поразвлечься на корсиканских курортах. На этом месте можно было бы прекратить бесполезную трату киноплёнки и с чистой совестью поставить режиссеру неуд.
Не тут-то было. Грядёт второе, корсиканское, действие фильма. Дамы решили последовать за кавалером. Не от большой любви, а скорее от скуки. При этом не сказать что в новом месте действие фильма становится более осмысленным: пляжные посиделки, бестолковое преследование задолжавшего продюсера и снова песни-танцы. Правда, отношения между героями слегка сдвигаются с мёртвой точки: зрителю намекают, что Мишель успел переспать по очереди с обеими подругами. И вот здесь наконец становится очевидным мастерство Жака Розье. Без единой эротической сцены (в 1962 году их быть не могло) он умудряется объяснить зрителю всё что нужно, оставив за кадрами то, что знать не обязательно. Кажется, даже если бы пуританских запретов не существовало, он всё равно не добавил бы ни одного кадра, ни одной фразы. Ключевая сцена фильма, беседа в автомобиле во время поездки к месту отправки на войну, снята без преувеличения гениально: после того как Жюльетт неожиданно произносит: "Но я же тебя люблю!", обе подруги срываются в буйный хохот так же одновременно, как они некогда кричали "здравствуй, Филиппина". И зритель понимает, что такая реакция была единственно возможной. Как объяснить, что в фильме "вроде бы про любовь" классическое признание в любви звучит комично? Видимо так: "я тебя люблю" - это "как в кино". Иными словами, эта фраза относится к верхнему культурному слою, которым, почти исключительно, и интересуются кино и литература. А фильм Розье обращён к слою пониже и который в реальной жизни занимает собой чуть ли не всё пространство. Поди отыщи в этой самой реальной жизни любовные треугольники, в которых Жанны Моро борются с Брижитами Бордо за Аленов Делонов. Зато таких как в фильме - сколько угодно. Вопрос только зачем их показывать в кино. На Брижит народ билеты раскупит, а эти среднестатистические девочки и мальчик кому нужны? Никто из них, кстати, после "Филиппины" ни в одном фильме не снялся. Не оценили современники "реалити шоу", которые Розье в некотором смысле предвосхитил. Помимо реалити шоу просматривается еще один потэнциальный родственник: неореализм, появившийся задолго до опуса Розье. Но фильмы неореализма (как и его продолжателей вроде Лоуча и Дардэннов) практически всегда имеют жестко выстроенный сюжет, заточенный на борьбу угнетённых классов с невыносимыми условиями существования. В фильме же Розье сюжет находится в свободном плавании, угнетенные классы не представлены, а условия существования вполне себе ничего. Ну да, в отдалении маячит война, но она - всё же только ложка дёгтя в бочке мёда. Война оставлена за кадром, а в кадре - танцы в курортных кафэ, борьба с осами за переспелые персики на пляже, закатные катания по морю под щемяще-сладостные итальянские песни - о таких "страданиях" рыбаки Висконти могли только мечтать. Правда, сюжету означенные сцены ничего не добавляют, зато передают атмосферу 60-х годов 20-го века. Современникам эта атмосфера была ни к чему: она и так благоухала на каждом углу. Но больше чем через полвека ничего подобного ни на одном углу уже не найти. Фильм Розье превратился в ценный документ, зафиксировавший то, что все остальные упустили из вида. Машина времени Розье будто оживила фотографии из альбома моей мамы. Там те же 60-е годы, молодость, море, улыбки. От всего этого остались только клочки бумаги. Люди ушли, имена забыты. У Алена Сушона есть песня про фотоальбомы времён молодости, "qu'on met dans des sacs plastique et puisqu'on balance" (которые складывают в полиэтиленовые пакеты и потом выбрасывают). Но кино, видимо, живёт по другим правилам: множество ладно скроенных фильмов 60-х сложены сегодня в полиэтиленовые пакеты, а безбашенный фильм Розье продолжает жить.
