В ходе недавней пресс-конференции Путину был задан, надо думать, не самый приятный вопрос. Корреспондент CNN хотела узнать, почему для президента так важна религия и критика западных ценностей. В ответ Путин припомнил «Кодекс строителя коммунизма». Обозвав его жалкой копией Библии, ВВ заявил, что “На смену этому могут прийти только традиционные ценности, без которых общество деградирует. ”
Здесь я попытаюсь оспорить утверждение президента относительно “жалкой копии”. Итак, президент сталкивает два документа. Но на самом деле сталкиваются не сами документы, а представления аудитории о них. Представления, надо думать, весьма смутные и при этом настолько неравноценные, что утверждение президента кажется абсолютно неопровержимым.
Действительно, “кодекс” - куцый катэхизис, висевший мёртвым грузом на стэндах в коридорах советских учреждений. Отношение к нему даже в эпоху развитого социализма было презрительным. Почему? Да наверное именно потому, что он выглядел "квазирелигиозно” и казённо. В СССР такого рода “идеологической касторки” было пруд пруди, она пёрла из телевизора, с плакатов, да изо всех щелей. Народ её не уважал, народу больше нравились живые, яркие, пламенные образы и воззвания. Пусть даже это труды В.И. Ленина - что ни говори, а Ильич писал зажигательно и талантливо, почти как Путин даёт пресс-конференции. Но на все стэнды Ильича, даже и усиленного Ф.Энгельсом, не хватало, вот и приходилось затыкать дыры бездарной казёнщиной вроде “кодекса”. Крайне низкий рэйтинг этого документа был обусловлен ещё и его анонимностью, и неприлично поздним временем появления. Документы с таким программным замахом при советской власти просто обязаны были иметь под собой автограф если не Ильича, то хотя бы Карла Маркса. Документ без сакральных имён воспринимался как второсортный. Таким образом, лучшего кандидата, чем кодекс, для “мочения в сортире” Путин найти вряд ли смог бы.
Однако система ценностей при социализме держалась вовсе не на “кодексе”, да и возникла она задолго до 1961 года. Идеология большевизма “генетически” происходила от европейской социал-демократии, и те ценности, которые она (идеология) провозглашала, во многом совпадают с нынешней системой “западных ценностей”. Равенство в правах всех рас, наций, народов, бесплатное образование и медицина, отделение церкви от государстве и школы от церкви, свобода слова, совести, собраний, вероисповедания, отсутствие эксплуатации и имущественного расслоения общества. Раньше и круче чем в Европе. На практике правда получилось не так красиво. Особенно не повезло свободам. Тем не менее, даже уничтожив почти всех священнослужителей, большевики не смогли убрать со скрижалей тэзис о свободе вероисповедания. Так же как и Путин не имеет возможности убрать со своих скрижалей свободу слова. Выработанные в конце 2-го тысячелетия “западные” ценности настолько не “жалки”, что игнорировать их и по сей день мало кому удаётся и “традиционным” ценностями вряд ли получится их заменить.
Коснёмся подробнее “традиционных ценностей”. Аналогов “морального кодекса” в библии целых два, по числу Заветов. В Ветхом Завете это “10 заповедей”, в Новом - Нагорняя Проповедь. Проповедь не отрицает заповеди, а как бы их развивает (“Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить.” Мф.5:17). Начнём с “первоисточника”. Заповедей всего 10, они крайне немногословны и написаны предельно простым языком. В тексте Заповедей ни разу не встречаются “очень абстрактные” понятия. То есть любое понятие есть некая абстракция, но в заповедях эти абстракции легко и однозначно могут быть соотнесены с соответствующими им реальными объектами. “Мать”, “суббота”, “напрасно”, “почитать” - трактовка подобных понятий и сейчас, и тысячи лет назад не вызывала проблем.
Что касается содержания Заповедей, то первые три - религиозные догматы в чистом виде, моральных тем не касающиеся. Четвёртая (про субботу) - внешне тоже религиозный ритуал, однако за ним легко угадывается нечто вроде древнего трудового кодэкса. Впрочем, этот “кодэкс” беспардонно попирался на протяжении всей истории христианства. Оставшихся шесть заповедей абсолютно универсальны. Изложенные в них требования были характерны практически для всех цивилизаций с незапамятных времён. Ни одна из них не несёт в себе новизны и не способна “приходить на смену” чему бы то ни было, преображая нынешнюю Россию.
Как ни странно, наиболее интригующий моральный аспект Заповедей содержится не в сути того, что заповедано, а в рассказе о Боге. О нём сказано: “наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого [рода], ненавидящих Меня”. Как говорится , но коммент…
Нагорная проповедь - документ не просто другой эпохи, но совершенно иного типа. Проповедь отличается от Заповедей примерно так же, как поэзия - от прозы. Язык проповеди - сложный и образный, понятия - порой крайне абстрактны, фразы допускают множество разных трактовок. Уже самая первая фраза “Блаженны нищие духом” способна шокировать сегодняшнего читателя. “Нищие духом” воспринимаются им примерно так же как “бездуховные”, т.е. крайне отрицательно. Теологи чаще всего пытаются трактовать “нищие духом” как “смиренные”, что вполне резонно. В современном русском языке одно из значений слова “дух” отсылает к храбрости, решимости, дерзости: “собрался духом”. Другое, более распространённое, значение связано с духовностью, отказом от материальных ценностей в пользу гуманитарных. Обе морфемы в современном языке имеют положительную окраску, и перенос с одной на другую мало что меняет. Замена “духовной нищеты” на “смирение” только бросает тень на смирение. Встречается также трактовка “нищих духом” как “побирающихся духом”, основанная на утверждении, что лексема “нищий” с годами сместилась от морфемы ”просящий” (побирающийся) к морфеме “бедный”. Но понятно, что “побирающиеся” ни в какие времена не были отделены стеной от “бедных”. Следовательно, фраза “нищие духом” за два тысячелетия радикально свой смысл не изменила. “Нищие духом” - это, судя по всему, именно “нищие духом”. Люди, слепо следующие за мессией, лишённые собственной позиции, добровольно отказывающиеся от волеизъявления. На самом деле, такое очень в духе “Нагорной проповеди”. Она содержит целый ряд постулатов, провозглашающих религиозный эскапизм самого радикального толка, уход от мирских забот и полное посвящение себя религиозному служению.
Если 10 заповедей носят, в основном, “прикладной” характер, регламентируя поведение индивида в обществе, то Проповедь устанавливает правила, по котором в обществе существовать практически невозможно. “кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую” (Мф.5:39) - это уже не социальный компромисс, а социальная капитуляция. Подобная стратегия неизбежно тянула индивида на самое дно общества. И не только она. Другая утстановка Проповеди постулировала пренебрежительное отношение к материальной стороне бытия: “не заботьтесь для души вашей, чтò вам есть и чтò пить, ни для тела вашего, во чтò одеться.” (Мф.6:25) Причём в данном случае речь идёт не об отказе от излишнего в духе философии стоиков. “Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. ” (Мф.6:26) То есть трудиться вообще незачем, всё необходимое упадёт с неба. Если что и требуется, так это обратиться с просьбой: “Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам” (Мф.7:7) Заманчивая стратегия: ни сеять, ни жать, зато просить и стучать. Только вот, кажется, общество в целом руководствоваться ею не может. Зато небольшая группа людей - вполне. Христиане в то время и были такой группой. Судя по всему, Проповедь представляет собой что-то вроде попытки основания монашеской организации, живущей подаяниями и отрешённой от мирских забот. По сути единственная обязанность члена этой организации - молиться Богу. Остальное - ненужная суета. Но на всякий случай проповедь долго перечисляет, чего делать не нужно: сопротивляться злу, приносить клятвы, судить, бросать жемчуга перед свиньями, собирать себе сокровищ на земле…
Некоторые запреты перекочевали из заповедей, что в Проповеди подчёркивается особо. В проповеди предпринята попытка их усилить и дополнить. Так, тэзис “не убий” сопровождён установкой: “всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду” (Мф.5:22). При этом судьи, очевидно, выступят нарушителями требования Проповеди “не судите...” (Мф.7:1). Но это ещё что. Следующее дополнение к “не убий” выглядит куда радикальнее: “а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной” (Мф.5:22). Вряд ли кому-то такое наказание покажется адэкватным. Подобная жестокость вряд ли может служить образцом морали для современной России и для кого бы то ни было вообще. Вторая цитируемая в Проповеди заповедь касается прелюбодеяния. Она тоже не обошлась без ужесточения: “всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем” (Мф.5:28). Наказание за “виртуальное” прелюбодеяние тоже лежит далеко за пределами нынешних представлении о разумном: “Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.” (Мф.5:29). Что тут скажешь: аморальными бывают не только проступки, но и наказания за них...
В Проповеди есть ещё одно установление относительно прелюбодеяния, логику которого понять трудно: “кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует.” (Мф.5:31). В течение столетий оно служило основанием для запрета на разводы… для рядовых граждан. На царей запреты не распространялись. Они неоднократно отправляли неугодных жён в монастыри. Нынешнему президенту столь экстравагантный ход не понадобился. Совсем недавно он развёлся с женой, “подав ей повод прелюбодействовать”.
Подведём итог. БОльшая часть Заповедей представляет собой набор абсолютно универсальных, имманентно присущих человеческой цивилизации норм, к которым нет никакой необходимости возвращаться, просто потому что от них никто никогда не отходил. “Не убий” постулировалось до нашей эры, “не убий” содержалось и ХХ веке в советском законодательстве. Проповедь развивает Заповеди, в основном, в двух направлениях: эскапистско-аскетическом и виртуально-карательном. Ни то, ни другое не работало никогда и не сработает сейчас. Единственная реальная норма, которая сегодня отброшена и к которой посему можно было бы вернуться - запрет разводов. Но возвращаться к ней никто наверняка не станет - слишком долго и болезненно от неё пытались уйти. Такое же бешеное противодействие вызовет запрет мини юбок и прочие ограничения в области сексуальной сферы. Эти ограничения, кстати, и во времена социализма были весьма жёсткими, несмотря на то что в “Кодксе строителя” об этом не было ни слова. При социализме, между прочим, не существовало бордэлей, столь распространённых в те времена, когда школьников заставляли учить “отче наш”. И проституции при социализме практически не было...
Впрочем, интимная сфера - не более чем внешняя сторона морали. В основе морали в широком смысле слова лежит представление общества от том что хорошо и что плохо вообще (парадигма). Парадигма возникла вместе с социумом дабы сдерживать эгоистические интересы индивидов. Чрезмерно эгоистическое, агрессивное поведение, как ныне известно, неэффективно даже в сообществах приматов. Агрессор воспринимается как угроза многими членами сообщества, которые, объединив свои усилия, бывают способны осадить выскочку. Поэтому тактика компромисса оказывается наиболее эффективной, а социумы, где таковой компромисс закрепляет за индивидами ограждаемую от посягательств собственность, имеют преимущества перед теми, где царит перманентная война всех против всех. Легко видеть, что 10 Заповедей как раз и формулируют правила социального компромисса (сформировавшиеся, вероятно, задолго до самих Заповедей), ограничивают посягательства на чужую собственность. Именно собственность является главным объектом Заповедей. Даже порицание прелюбодеяния находится в этом русле, так как в примитивном патриархальном обществе жена рассматривалась как собственность мужа. Современное общество устроено совершенно по-другому, означенная норма в значительной мере утрачивает в нём свою актуальность.
Общество развивается, меняются отношения собственности. Вместе с ними меняются условия социального компромисса, меняются парадигма, мораль и закон. Навязать обществу извне какую-либо мораль практически невозможно (показателен пример с Павликом Морозовым: сколько советская пропаганда ни славословила его “подвиг”, отношение в народе к заложившему родную мать пионеру осталось крайне скептическим). Возврат к моральным нормам двух-тысячелетней давности был бы равносилен возврату к законодательству той же эпохи (мораль и закон имеют в основе одну и ту же парадигму). Если уж г-н Путин озаботился вопросами морали, ему следовало бы сначала привести в порядок практику правоприменения, которая ныне в массовом порядке попирает даже нормы, не утратившие актуальность в течение двух с лишним тысяч лет. К примеру, трудно соотнести с заповедью “не укради” признание “халатностью” строительство экс-министром Сердюковым дороги к поместью родственника на гос. деньги. Соответствующее решение суда вынесено “на глазах” всего общества и, очевидно, не может быть сочтено судебной ошибкой. Это - стандартный “продукт” правоохранительной системы, почти полностью подконтрольной власти. Трудно поверить после этого, что власть действительно стремится привить обществу осенённые религией нормы морали. Скорее речь может идти о “вольтэрьянском” подходе к религии: “Бога нет, но этого не должны знать мои лакей и жена, так как я не хочу, чтобы мой лакей меня зарезал, а жена вышла из послушания”. “Нищие духом”, смиренные лакеи - как раз то, что нужно нынешней клептократии.
