Недостатки этого фильма лежат на поверхности: он построен вокруг некой семьи, но семья эта выглядит довольно искусственной конструкцией. Взаимоотношения между тремя сёстрами и их родителями не имеют для фильма никакого значения. Очевидно, что Солондз согнал своих персонажей в семью с единственной целью придать иллюзию связности абсолютно изолированным сюжетным линиям. Эта черта роднит "Счастье" с сериалами, что само по себе неплохо. Плохо то, что, как и в большинстве сериалов, отдельные линии оказываются либо недостаточно разработаны (линия родителей), либо неубедительны (линия сестры-новеллистки, страдающей от того что пишет о насильниках не будучи ни разу изнасилованной). Но есть в "сериале" и линии другого качества:
Линия отца-педофила. Совершенно чудовищный сюжет подан шокирующе спокойно. Солондза интересуют не непосредственные жертвы (по крайней мере одна из них даже не догадывается что случилось), а жертвы опосредованные. Солондз показывает трагедию подростка, узнавшего что отец изнасиловал его однокашника. Даже писать такое жутко - не то что смотреть. Но Солондз ведёт повествование настолько мощно, а актёр Дилан Бэйкер играет невозможную роль настолько убедительно, что осудить авторов за подобный кошмар было бы несправедливо.
Линия младшей сестры Джой. Её в шутку можно прозвать "Кабирией", потому что как и героиня Джульетты Мазины, ищет счастья в любви и потому что её тоже обокрали. А в шутку - потому что любовь была одноразовой и украли всего лишь гитару. Есть, впрочем, и более существенные различия: героиня Солондза хрупка не только изнутри, но и снаружи. Эту роль восхитительно сыграла Джоан Адамс. В линию Джой вплетаются ещё две небольшие линии - по экранному времени, а не по значению:
Кавалер по имени Энди. Он появляется только в одной сцене: фильм начинается с того что Джой в ресторане объявляет о разрыве отношений. Казалось бы ничего особенного, но снята эта сцена так, что просто сшибает с ног. Джон Ловитц демонстрирует невероятный переход от флегматичного бюргера к затравленному обречённому зверьку. Впрочем, сам Ловитц лавры этого эпизода не без основания переадресовывал Солондзу, сравнивая его сценарий с текстами Шекспира.
Таксист Влад. Тот кто украл гитару. Эмигрировал из России, где работал вором. Джой учит его в школе английскому языку. Именно английскому языку и именно русских иммигрантов некогда учил сам Солондз, что, как он отмечал, много ему дало. Не меньше даёт фильму и образ Влада. Урка, способный защитить девушку, а чуть позже её же обокрасть. Чтобы побольше о нём рассказать, Солондз даже слегка портит сценарий: приводит Джой к нему домой с абсолютно неуместными извинениями. Но уж видно очень хотелось Солондзу показать сожительницу Влада с огромным фингалом под глазом, героически обороняющую свои права на таксиста-вора от его "шлюх", к числу которых она относит и залётную Джой.
Линия героя по имени Аллен. Лузер, страдающий от сознания собственной непривлекательности. Практикует анонимные телефонные звонки. По телефону оскорбляет, угрожает, говорит непристойности женщинам, к которым в реальной жизни боится даже приблизиться. Тогда ещё мало известный Филип Сеймур Хоффман сыграл ещё одну невозможную роль поразительно сильно. С линией Аллена переплетается линия его соседки Кристины, которая (о господи!) свернула шею пытавшемуся изнасиловать её привратнику. После чего расчленила его и положила в холодильник. Добрейшая женщина, очень переживает, но что делать, если она на дух не переносит секса…
Тут даже у очень терпеливых зрителей могут возникнуть вопросы: а зачем Солондз закрутил весь этот парад монстров? Нет сомнений, в природе встречаются и педофилы, и импотенты, и лузеры, и любовники украшающие друг друга фингалами. Но кино - не кунсткамера, где выставляют на показ фигурки уродцев. Оно призвано порождать некие мысли, подталкивать к каким-то выводам. Уловить их здесь непросто. В фильме есть только одна "нормальная" сюжетная линия -Джой. Нечто подобное постоянно вертится в фильмах Ромэра: девушки, томящиеся в ожидании большой любви. Впрочем, Джой, в отличие от ромэровских барышень, не отворачивается в прорыве брезгливости от того, что не соответствует её идеалам. Она принимает на себя оплеухи, нанимаясь штрейхбрейхером, и спит с вором. Но при этом умудряется сохранить в неприкосновенности свой по-детски трогательный внутренний мир. Вероятно где-то здесь и зарыта идея фильма: тихий пафос принятия несовершенства мира. Не про то же ли самое сцена, в которой телефонный насильник и женщина, расчленившая насильника реального, находят успокоение, оказавшись рядом в одной постели?
