воскресенье, 26 января 2014 г.

Пеньки

Среди множества замечательных храмов Костромской глубинки храм в Пеньках стоит особняком. Хотя бы потому, что доминанта ансамбля - колокольня. Когда, составляя список архиметок, я увидал её фото, у меня сразу возникло острое желание посетить шедевр лично. Благо, стоит он в считанных метрах от шоссэ. План удалось осуществить в 2012 году, специально для этого был разработан маршрут путешествия от Галича в Макарьев. Маршрут, примечательный не только Пеньками. Здесь ранее печатался репортаж о храме в Бовыкино, это перед Пеньками.  Но Пеньки всё равно стали одним из ярчайших впечатлений, и не только того дня.
Правда, впечатление на зрителя пеньковская церковь произвести не спешит. Когда над деревьями появляется её верх, он вовсе не кажется архитектурным шедевром.


Разве что слегка удивляет тот факт, что оба верхних яруса почти идентичны. Отсутствие заметного сужения кверху создает ощущение скучноватой статики. Позднее мы увидим, насколько оно обманчиво, но сначала попробуем подобраться поближе. Для этого нужно сделать приличный крюк, проехав чуть ли не все село.
В результате мы оказываемся с противоположной стороны сооружения, и перед нашим взором предстает не колокольня, а  основной объем храма. 



Он еще совсем недавно мог похвастаться солидной металлической кровлей и импозантной главой, однако ныне, увы, от них не осталось и следа. В результате если раньше основной объем составлял с колокольней весьма гармоничный ансамбль (в котором первую скрипку все равно играла колокольня), то теперь архитектурное единство утрачено. Впрочем, основной объем все равно представляет большой интерес. 


Он производит впечатление крупного, хотя нельзя сказать, что он особенно обширен или высок. Солидности ему придает полноценное пятиглавие, характерное, в основном, для весьма крупных культовых классических построек. В Пеньках архитектор применил довольно остроумный прием: поставил две западные главы над трапезной, а две восточные - над хитрой пристройкой, которая снаружи выглядит как расширение четверика, а изнутри оказывается расширением апсиды. Что касается последней, то сразу бросаются в глаза два ряда ее окон, характерные для двухэтажных храмов с зимними церквями в подклете. Впрочем, Пеньки - не тот случай. Можно было бы подумать, что апсида - двухсветная. И опять мимо. Как там всё на самом деле устроено, мы узнаем чуть позже, когда пройдем внутрь.
А пока обходим храм с юга и обращаем внимание на весьма обширную трапезную, все углы которой закруглены, а концы соединены с основным объемом и колокольней необычными узкими перешейками:


Постепенно взору открывается колокольня:




Она выглядит совсем не так как издали: казавшиеся статичными 2 верхних яруса стремительно взлетают вверх:




Заходим внутрь. Первое, что бросается в глаза, - колоссальная толщина стен колокольни:




Проходим в трапезную через уникальный коридор, в котором  аж целых 3 окна:




Точнее, шесть: коридор-перешеек разделён перекрытием на два этажа. Коридор довольно узок. Его главная функция - соединять колокольню с храмом, не придвигая ее вплотную к трапезной. Иначе колокольня визуально полностью подавила бы храм. Другое значение перешейка - подчеркнуть архитектуру трапезной.
Но вернемся к внутреннему пространству. В трапезной нас встречает большое количество мусора.  Его особенно много слева в северной части:




Скоро становится ясно, что ранее трапезная была разделена на два этажа и значительная часть строительного мусора представляет собой остатки рухнувших перекрытий.
По сторонам трапезной некогда располагались приделы. Особенно хорошо сохранилась деревянная декорация  южного из них.
Она как бы замыкает  круг, другая сторона которого образована скруглением  восточной стены трапезной:




Устройство трапезной оставляет ряд вопросов. Бросается в глаза тот факт, что высота сохранившегося элемента перекрытия ниже высоты карниза декорации придела:




Логично предположить, что не все пространство трапезной было разделено на два этажа. По крайней мере очевидно существование центральной “прорези” вдоль всей трапезной. Точный вид перекрытия сейчас уже трудно установить. Углублениями для балок перекрытия испещрён чуть ли не весь периметр трапезной и не исключено, что устройство трапезной со временем претерпело значительные изменения.
Еще более необычным представляется следующий за трапезной объём:



Это как бы преддверие храма, по обеим сторонам которого симметрично расположены винтовые лестницы. Их изгиб остроумно вписан в закругление алтаря трапезной:



Лестницы основательно руинированы, но сам факт их существования не вызывает сомнений. Судя по всему лестницы вели на узкую площадку, одна сторона которой открывалась большой аркой в основной объём храма и, возможно, использовалась как хоры.
С другой стороны площадки имелась дверь на второй этаж трапезной.  Проём двери сохранился в северной части перегородки:




Он невелик, однако, видимо, именно отсюда был основной  вход. Со стороны перешейка-коридора проход в трапезную выглядит куда основательнее:




однако ход из коридора в колокольню основательностью не блещет:




...Можно представить себе, как эффектно охваченное полумраком (лестницы  перегораживали окна) низкое пространство перехода контрастировало со светлыми примыкающими сооружениями. Что касается контраста сегодняшнего, то он просто запределен. После темноты и разрухи перехода основное пространство храма кажется просто залито слов солнечным светом:

 


Но главное, и здесь нас поджидает сюрприз. Частично сохранившаяся деревянная декорация чрезвычайно оригинальна. Больше всего пострадал алтарь, но главный интерес представляет не он, a охватывающий остальные три стороны четверика ряд колонн,




кое-где сохранивших остатки ионической породы:




Эта колоннада отдалённо напоминает клуатр какого-нибудь португальского монастыря. Довольно рискованное архитектурное решение хотя бы потому, что полка архитрава бесцеремонно перегораживает плоскость стен. Но архитектор решил идти до конца: колоннада выделена ещё и ступенькой стилобата, так что за ней образуется нечто вроде лоджии:




Росписи сохранились только кое-где в парусах основного объема:



Они как и всё в этом храме нетривиальны и талантливы. Выполнены, я бы сказал, в “сказочном стиле”.




Остальные росписи уже трудно разобрать.




Впрочем впечатляет уже само колористическое решение пространства.  Над  розоватыми стенами и восьмериком парит янтарный плафон, контрастом - тёмные треугольники парусов  и сине-зелёный (следы перекраски?) “клуатр”.




Ну и наконец апсида. Она, само собой, тоже не могла не удивить. Удивляет она прежде всего необъятностью размеров, сопоставимых с площадью (довольно скромной) основного объёма. 



Вот куда ушло пространство под боковыми главами пятиглавия. Самое удивительное, что и апсида тоже была разделена на два этажа (вот откуда два ряда окон!), причем перекрытия сохранилась до сих пор. На втором этаже, очевидно, располагались хоры, для которых были предусмотрены несколько разрывов в конструкции иконостаса. Остатки ведущей на второй этаж апсиды лестницы сохранились в “кармане” под северо-восточной  главой:




Честно говоря, я не припомню другого случая, чтобы провинциальная церковь имела внутри аж целых 3 (!) лестницы (не считая лестницы в колокольне). Ещё одна интересная особенность апсиды - роспись стен под искусственный мрамор:




Пока я исследовал апсиду, в храм неожиданно зашли “гости”. За группой детишек показалось несколько взрослых, явно местных людей.  Позднее выяснилось, что целью их визита была “литургическая самодеятельность”, нередкая в заброшенных храмах (впрочем, внутри пеньковского храма отсутствовали обычные в таких случаях кресты и иконы). Тем не менее, мы немного пообщались. Мне была рассказана история, как насколько лет назад храм посетили некие “реставраторы”, расчистившие пространство вокруг храма. Спиленные деревья свалили тут же и подожгли.  образовался “костёр до небес”, в результате чего металлическая глава и кровля приказали долго жить. В эту  леденящую душу историю верится с трудом, поскольку никаких следов адского пламени вокруг не обнаруживается. Кровли боковых глав продолжают радовать благородной ржавчиной, ну и деревья, растущие на самом храме (отнюдь не юные) нисколько не пострадали:




Выйдя наружу, рассмотрим памятник с самой выгодной северо-западной страны. Можно отойти подальше,  отсюда колокольня выглядит прямо-таки как космический корабль.




Фокус, видимо, в тщательно продуманном соотношении размеров аналогичных элементов разных ярусов сооружения, а также в визуальном упрощении архитектуры по мере “передвижения” вверх. Сильно раскрепованные два нижних яруса сменяются более лаконичными верхними, каждой группе из одной угловой колонны и двух пилястр верхних ярусов соответствуют 4 колонны нижних ярусов.  Редкий случай, когда колокольня рассчитана не на вид издали, а на “широкий угол”.




Бросаются в глаза остатки странной кровли вокруг колокольни на уровне чуть выше человеческого роста. Защита от сосулек ? :)
Осталось только замкнуть круг обхода на востоке, обнаружив попутно симпатичный часовенный столбик (на месте алтаря деревянной церкви):




и столбик бывшей церковной ограды:




В лучах  заката памятник особенно хорош.




Построенный в 1817-20 годах на деньги помещика Ашиткова, он относится к пресловутому “раннему классицизму” (я по нему “прошёлся” ранее при описании своей поездки в Буй). Само собой, ничего “раннего” в нём нет. Это очень зрелая, можно даже сказать “консервативная” архитектура, в противоположность “романтике” другого популярного в те времена местного стиля - “чухлоциссизма”.   Предельно цельный, выверенный образ, в котором нет ничего лишнего.  Даже “взрывной эффект” колокольни лежит в этом русле, воспринимаясь как “инкапсулированный парадокс”.
Пеньковский храм расположен в довольно крупном (на фоне местной глухомани) населённом пункте, на главной (хоть и с трудом проезжей) районной дороге. Какие-никакие шансы ожить у него есть. Я даже нашёл на сайте местной епархии информацию о том, что Пеньки “окормляет” некий священник. Правда, летом 2012 года памятник явно “голодал”. Нельзя исключать варианта, что попы пойдут здесь по тому же пути, что и в недальнем Палкине, где рядом с заброшенной старой церковью соорудили неказистый новодел. Тем более что реконструкция пеньковского шедевра наверняка обойдётся в разы дороже скромного палкиского храма.  


Остальные, а также крупные, фото можно узреть в альбоме.

воскресенье, 12 января 2014 г.

Нищие духом vs. Строители коммунизма

В ходе недавней пресс-конференции Путину был задан, надо думать, не самый приятный вопрос. Корреспондент CNN хотела узнать, почему для президента так важна религия и критика западных ценностей. В ответ Путин припомнил «Кодекс строителя коммунизма».         Обозвав его жалкой копией Библии, ВВ заявил, что “На смену этому могут прийти только традиционные ценности, без которых общество деградирует. ”
       Здесь я попытаюсь оспорить утверждение президента относительно “жалкой копии”. Итак, президент сталкивает два документа. Но на самом деле сталкиваются не сами документы, а представления аудитории о них. Представления, надо думать, весьма смутные и при этом настолько неравноценные, что утверждение президента кажется абсолютно неопровержимым.
       Действительно, “кодекс” - куцый катэхизис, висевший мёртвым грузом на стэндах в коридорах советских учреждений. Отношение к нему даже в эпоху развитого социализма было презрительным. Почему? Да наверное именно потому, что он выглядел "квазирелигиозно” и казённо. В СССР такого рода “идеологической касторки” было пруд пруди, она пёрла из телевизора, с плакатов, да изо всех щелей. Народ её не уважал, народу больше нравились живые, яркие, пламенные образы и воззвания. Пусть даже это труды В.И. Ленина - что ни говори, а Ильич писал зажигательно и талантливо, почти как Путин даёт пресс-конференции. Но на все стэнды Ильича, даже и усиленного Ф.Энгельсом, не хватало, вот и приходилось затыкать дыры бездарной казёнщиной вроде “кодекса”. Крайне низкий рэйтинг этого документа был обусловлен ещё и его анонимностью, и неприлично поздним временем появления. Документы с таким программным замахом при советской власти просто обязаны были иметь под собой автограф если не Ильича, то хотя бы Карла Маркса. Документ без сакральных имён воспринимался как второсортный. Таким образом, лучшего кандидата, чем кодекс, для “мочения в сортире” Путин найти вряд ли смог бы.
       Однако система ценностей при социализме держалась вовсе не на “кодексе”, да и возникла она задолго до 1961 года. Идеология большевизма “генетически” происходила от европейской социал-демократии, и те ценности, которые она (идеология) провозглашала, во многом совпадают с нынешней системой “западных ценностей”. Равенство в правах всех рас, наций, народов, бесплатное образование и медицина, отделение церкви от государстве и школы от церкви, свобода слова, совести, собраний, вероисповедания, отсутствие эксплуатации и имущественного расслоения общества. Раньше и круче чем в Европе. На практике правда получилось не так красиво. Особенно не повезло свободам. Тем не менее, даже уничтожив почти всех священнослужителей, большевики не смогли убрать со скрижалей тэзис о свободе вероисповедания. Так же как и Путин не имеет возможности убрать со своих скрижалей свободу слова. Выработанные в конце 2-го тысячелетия “западные” ценности настолько не “жалки”, что игнорировать их и по сей день мало кому удаётся и “традиционным” ценностями вряд ли получится их заменить.
       Коснёмся подробнее “традиционных ценностей”. Аналогов “морального кодекса” в библии целых два, по числу Заветов. В Ветхом Завете это “10 заповедей”, в Новом - Нагорняя Проповедь. Проповедь не отрицает заповеди, а как бы их развивает (“Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить.” Мф.5:17). Начнём с “первоисточника”. Заповедей всего 10, они крайне немногословны и написаны предельно простым языком. В тексте Заповедей ни разу не встречаются “очень абстрактные” понятия. То есть любое понятие есть некая абстракция, но в заповедях эти абстракции легко и однозначно могут быть соотнесены с соответствующими им реальными объектами. “Мать”, “суббота”, “напрасно”, “почитать” - трактовка подобных понятий и сейчас, и тысячи лет назад не вызывала проблем.
       Что касается содержания Заповедей, то первые три - религиозные догматы в чистом виде, моральных тем не касающиеся. Четвёртая (про субботу) - внешне тоже религиозный ритуал, однако за ним легко угадывается нечто вроде древнего трудового кодэкса. Впрочем, этот “кодэкс” беспардонно попирался на протяжении всей истории христианства. Оставшихся шесть заповедей абсолютно универсальны. Изложенные в них требования были характерны практически для всех цивилизаций с незапамятных времён. Ни одна из них не несёт в себе новизны и не способна “приходить на смену” чему бы то ни было, преображая нынешнюю Россию.
       Как ни странно, наиболее интригующий моральный аспект Заповедей содержится не в сути того, что заповедано, а в рассказе о Боге. О нём сказано: “наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого [рода], ненавидящих Меня”. Как говорится , но коммент…
       Нагорная проповедь - документ не просто другой эпохи, но совершенно иного типа. Проповедь отличается от Заповедей примерно так же, как поэзия - от прозы. Язык проповеди - сложный и образный, понятия - порой крайне абстрактны, фразы допускают множество разных трактовок. Уже самая первая фраза “Блаженны нищие духом” способна шокировать сегодняшнего читателя. “Нищие духом” воспринимаются им примерно так же как “бездуховные”, т.е. крайне отрицательно. Теологи чаще всего пытаются трактовать “нищие духом” как “смиренные”, что вполне резонно. В современном русском языке одно из значений слова “дух” отсылает к храбрости, решимости, дерзости: “собрался духом”. Другое, более распространённое, значение связано с духовностью, отказом от материальных ценностей в пользу гуманитарных. Обе морфемы в современном языке имеют положительную окраску, и перенос с одной на другую мало что меняет. Замена “духовной нищеты” на “смирение” только бросает тень на смирение. Встречается также трактовка “нищих духом” как “побирающихся духом”, основанная на утверждении, что лексема “нищий” с годами сместилась от морфемы ”просящий” (побирающийся) к морфеме “бедный”. Но понятно, что “побирающиеся” ни в какие времена не были отделены стеной от “бедных”. Следовательно, фраза “нищие духом” за два тысячелетия радикально свой смысл не изменила. “Нищие духом” - это, судя по всему, именно “нищие духом”. Люди, слепо следующие за мессией, лишённые собственной позиции, добровольно отказывающиеся от волеизъявления. На самом деле, такое очень в духе “Нагорной проповеди”. Она содержит целый ряд постулатов, провозглашающих религиозный эскапизм самого радикального толка, уход от мирских забот и полное посвящение себя религиозному служению.
       Если 10 заповедей носят, в основном, “прикладной” характер, регламентируя поведение индивида в обществе, то Проповедь устанавливает правила, по котором в обществе существовать практически невозможно. “кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую” (Мф.5:39) - это уже не социальный компромисс, а социальная капитуляция. Подобная стратегия неизбежно тянула индивида на самое дно общества. И не только она. Другая утстановка Проповеди постулировала пренебрежительное отношение к материальной стороне бытия: “не заботьтесь для души вашей, чтò вам есть и чтò пить, ни для тела вашего, во чтò одеться.” (Мф.6:25) Причём в данном случае речь идёт не об отказе от излишнего в духе философии стоиков. “Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. ” (Мф.6:26) То есть трудиться вообще незачем, всё необходимое упадёт с неба. Если что и требуется, так это обратиться с просьбой: “Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам” (Мф.7:7) Заманчивая стратегия: ни сеять, ни жать, зато просить и стучать. Только вот, кажется, общество в целом руководствоваться ею не может. Зато небольшая группа людей - вполне. Христиане в то время и были такой группой. Судя по всему, Проповедь представляет собой что-то вроде попытки основания монашеской организации, живущей подаяниями и отрешённой от мирских забот. По сути единственная обязанность члена этой организации - молиться Богу. Остальное - ненужная суета. Но на всякий случай проповедь долго перечисляет, чего делать не нужно: сопротивляться злу, приносить клятвы, судить, бросать жемчуга перед свиньями, собирать себе сокровищ на земле…
       Некоторые запреты перекочевали из заповедей, что в Проповеди подчёркивается особо. В проповеди предпринята попытка их усилить и дополнить. Так, тэзис “не убий” сопровождён установкой: “всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду” (Мф.5:22). При этом судьи, очевидно, выступят нарушителями требования Проповеди “не судите...” (Мф.7:1). Но это ещё что. Следующее дополнение к “не убий” выглядит куда радикальнее: “а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной” (Мф.5:22). Вряд ли кому-то такое наказание покажется адэкватным. Подобная жестокость вряд ли может служить образцом морали для современной России и для кого бы то ни было вообще. Вторая цитируемая в Проповеди заповедь касается прелюбодеяния. Она тоже не обошлась без ужесточения: “всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем” (Мф.5:28). Наказание за “виртуальное” прелюбодеяние тоже лежит далеко за пределами нынешних представлении о разумном: “Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.” (Мф.5:29). Что тут скажешь: аморальными бывают не только проступки, но и наказания за них...
       В Проповеди есть ещё одно установление относительно прелюбодеяния, логику которого понять трудно: “кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует.” (Мф.5:31). В течение столетий оно служило основанием для запрета на разводы… для рядовых граждан. На царей запреты не распространялись. Они неоднократно отправляли неугодных жён в монастыри. Нынешнему президенту столь экстравагантный ход не понадобился. Совсем недавно он развёлся с женой, “подав ей повод прелюбодействовать”.
       Подведём итог. БОльшая часть Заповедей представляет собой набор абсолютно универсальных, имманентно присущих человеческой цивилизации норм, к которым нет никакой необходимости возвращаться, просто потому что от них никто никогда не отходил. “Не убий” постулировалось до нашей эры, “не убий” содержалось и ХХ веке в советском законодательстве. Проповедь развивает Заповеди, в основном, в двух направлениях: эскапистско-аскетическом и виртуально-карательном. Ни то, ни другое не работало никогда и не сработает сейчас. Единственная реальная норма, которая сегодня отброшена и к которой посему можно было бы вернуться - запрет разводов. Но возвращаться к ней никто наверняка не станет - слишком долго и болезненно от неё пытались уйти. Такое же бешеное противодействие вызовет запрет мини юбок и прочие ограничения в области сексуальной сферы. Эти ограничения, кстати, и во времена социализма были весьма жёсткими, несмотря на то что в “Кодксе строителя” об этом не было ни слова. При социализме, между прочим, не существовало бордэлей, столь распространённых в те времена, когда школьников заставляли учить “отче наш”. И проституции при социализме практически не было...
       Впрочем, интимная сфера - не более чем внешняя сторона морали. В основе морали в широком смысле слова лежит представление общества от том что хорошо и что плохо вообще (парадигма). Парадигма возникла вместе с социумом дабы сдерживать эгоистические интересы индивидов. Чрезмерно эгоистическое, агрессивное поведение, как ныне известно, неэффективно даже в сообществах приматов. Агрессор воспринимается как угроза многими членами сообщества, которые, объединив свои усилия, бывают способны осадить выскочку. Поэтому тактика компромисса оказывается наиболее эффективной, а социумы, где таковой компромисс закрепляет за индивидами ограждаемую от посягательств собственность, имеют преимущества перед теми, где царит перманентная война всех против всех. Легко видеть, что 10 Заповедей как раз и формулируют правила социального компромисса (сформировавшиеся, вероятно, задолго до самих Заповедей), ограничивают посягательства на чужую собственность. Именно собственность является главным объектом Заповедей. Даже порицание прелюбодеяния находится в этом русле, так как в примитивном патриархальном обществе жена рассматривалась как собственность мужа. Современное общество устроено совершенно по-другому, означенная норма в значительной мере утрачивает в нём свою актуальность.
       Общество развивается, меняются отношения собственности. Вместе с ними меняются условия социального компромисса, меняются парадигма, мораль и закон. Навязать обществу извне какую-либо мораль практически невозможно (показателен пример с Павликом Морозовым: сколько советская пропаганда ни славословила его “подвиг”, отношение в народе к заложившему родную мать пионеру осталось крайне скептическим). Возврат к моральным нормам двух-тысячелетней давности был бы равносилен возврату к законодательству той же эпохи (мораль и закон имеют в основе одну и ту же парадигму). Если уж г-н Путин озаботился вопросами морали, ему следовало бы сначала привести в порядок практику правоприменения, которая ныне в массовом порядке попирает даже нормы, не утратившие актуальность в течение двух с лишним тысяч лет. К примеру, трудно соотнести с заповедью “не укради” признание “халатностью” строительство экс-министром Сердюковым дороги к поместью родственника на гос. деньги. Соответствующее решение суда вынесено “на глазах” всего общества и, очевидно, не может быть сочтено судебной ошибкой. Это - стандартный “продукт” правоохранительной системы, почти полностью подконтрольной власти. Трудно поверить после этого, что власть действительно стремится привить обществу осенённые религией нормы морали. Скорее речь может идти о “вольтэрьянском” подходе к религии: “Бога нет, но этого не должны знать мои лакей и жена, так как я не хочу, чтобы мой лакей меня зарезал, а жена вышла из послушания”. “Нищие духом”, смиренные лакеи - как раз то, что нужно нынешней клептократии.