среда, 29 июня 2011 г.

Капелла Полянского дарит звёздам свою нежность (отложенный концерт Рождественского)

Переносили дважды. Ну, первый раз - с кем не бывает, а второй... Я как-то даже и не представлял себе, что такое возможно. Нацепил шикарное спец-пальто (для консерваторий) и отправился... к БЗК. Только на подходе до меня дошло, что Консерватория - на ремонте, и, как последний идиот в этом самом пальто, я бегом помчался в Чайковского. Опоздав на пять минут, вихрем ворвался в холл, там меня схватили за руку и объявили об очередном переносе... Так что на этот раз я был уже ни в чём не уверен. К счастью, на сей раз мероприятие состоялось и, как ни странно, даже зал был заполнен. Народ не только не забыл про концерт, но ещё и сорвался с дач в воскресный день, чтобы послушать Петра Ильича.
Была обещана сюита №2. Произведение милое, мило оно и прозвучало. Следовало ожидать, что и остаток концерта пройдёт в том же духе. У Рождественского последнее время все концерты - в таком духе: симпатичная небезынтересная музыка - “без претензий”. Что, в общем-то, естественно. Уже не тот возраст, чтобы браться за монументальные переусложнённые полотна, чтобы выжимать из оркестра катарсис... А может быть, Ген.Ник-чу ныне просто неинтересен катарсис. С высоты лет он стал смотреть вещи как-то по-другому, былые ценности девальвировались (я об этом писал в прошлом году).
Начало второго отделения не предвещало неожиданностей. Неожиданностью (печальной) была разве что игра супруги Геннадия Николаича. Куда подевались продуманная фразировка, выверенные пиано, эффектные пассажи? Особенно наглядно проблемы Постниковой проявились, когда она стала озвучивать мелодическую линию, перед этим прозвучавшую у виолончели и флейты. В обоих случаях сравнение оказалось не в пользу пианистки. Можно было бы списать неудачу на то, что концертная фантазия Викторию Валентиновну не вдохновила (это вообще довольно странное произведение, где лидирующая роль фортепиано обозначена весьма расплывчато), но сыгранная на бис баркарола была исполнена примерно с таким же качеством. Может быть, Постникова была не в форме, а может быть она просто “выросла” из музыки Чайковского, некогда бывшей её коньком. Всё-таки Чайковский - романтик, причём, если можно так выразиться, радикального замеса. С возрастом все эти кошмарные сантименты начинают восприниматься с некоторым скепсисом. По крайней мере, так происходит со мной. Вот и последний номер концерта, “Франческа да Римини”, не внушал мне оптимизма. Произведение это известное: сначала грохот, потом чЮдесная мелодия, хорошо знакомая российскому пиплу по песне “и тебе дарят звёзды свою нежность” (в варианте Чайковского именуется “рассказ Франчески”), в конце - опять грохот, но только уже совсем чудовищный...
И всё вроде пошло по плану, как вдруг к середине опуса в оркестре стало прноисходить что-то странное. Сначала первый гобой “одарил звёзды” такой запредельной нежностью, что я начал выходить из состояния равновесия. Затем первая флейта воспроизвела ту же тему на таком же высоком уровне. Ну а дальше … видимо, я уже вышел из равновесия окончательно. И, кажется, оркестр тоже из него вышел. Струнные обволакивали “трёхмерным” звучанием, медь и барабаны казалось вот-вот разнесут в клочья несчастный зал Чайковского. Неужто я всё-таки ещё не вырос из музыки Чайковского? И не только я. Таких оваций я, кажется, ещё никогда не слыхал на концертах Рождественского. Браво кричали (в том числе и я впервые за два года) аж на третьем выходе деда, хоть он и делал публике ручкой свой фирменный знак “пшли вон”. У меня возникло ощущение, что и сам дед был изумлён игрой оркестра. Во всяком случае именно так я склонен объяснить странный, ни разу мной ранее не виданный, заход Рождественского глубоко в оркестр - до линии рассадки альтов. Обычно дирижёр после выхода на авансцену возвращается всего лишь к своему пульту, жмёт руку концертмейстеру и т.п. Но углубляться чуть ли не до тромбонов... Ясно, что Геннадий Николаевич попытался выразить некую … нет, “благодарность”, “восхищение” - не те слова. Я бы назвал это словом “солидарность” - солидарность музыканта и человека по отношению к оркестрантам, которых (часто приходится слышать) называют “сборищем калек”. На сей раз “калеки” звучали много круче “Большого” или ”Мариинки”. Да и выложенное на ютубе советсткое исполнение “Франчески” под руководством Мравинского показалось мне на их фоне рутинным озвучиванием нот.