вторник, 7 декабря 2021 г.

Чехов как обличитель интеллигенции

Цитировать письмо Суворину от 27 декабря 1889 года, в котором Чехов нелестно отозвался об интеллигенции, очень любят люди, которые Чехова, мягко говоря, не жалуют, и интеллигенцию заодно. Которых, подобно герою райкинского скетча “Дом большой - поговорить не с кем”, безумно раздражают все эти хамо-устойчивые “алё, слушаю вас…” А тут такой подарок: патентованный интеллигент Чехов поливает своих грязью. И не надо тратить силы на телефонное хулиганство. 

Вот только текст Чехова направлен не против интеллигенции как социальной группы как таковой, а против определённого мировоззрения, которое отнесено к интеллигенции просто потому, что больше в тогдашней России “мировоззревать” было, по большому счёту, некому. Это удобно (потому что тема - та же) продемонстрировать на примере “Палаты №6”. Там на весь захолустный город есть только 2 мыслящих человека (интеллигента), остальные - мещане, которые “ведет тусклую, бессмысленную жизнь, разнообразя ее насилием, грубым развратом и лицемерием” . Один из 2х интеллигентов, доктор Рагин, придерживается мировоззрения, отчасти напоминающего то, которое описано в письме Суворину. Но осуждение его Чеховым вовсе не означает реверанса в сторону лицемерных обывателей. Симпатии Чехова явно на стороне другого интеллигента - психбольного Громова. То есть на стороне другой интеллигенции. И эта интеллигенция существовала. К примеру, В.И. Ленин. Он утверждал, что именно чтение “Палаты №6” сделало его революционером. 

Письмо Суворину - вообще не лучший источник информации о взглядах Чехова. Оно писалось не для чужих глаз и, очевидно, в состоянии аффекта (в отличие от “Палаты №6”, которая к тому же была создана на несколько лет позже). Чехов допустил в нём выпады, за которые ему наверняка было бы стыдно, окажись это письмо в публичном доступе при жизни писателя. К примеру, Толстой в нём объявлен импотентом, в упрёк соотечественникам Чехов поставил то, что они “пьянеют от одной рюмки” (перекликается с райкинским “Нет чтобы человека из ведра облить”), а претэнзии “не женятся” и “посещают пятидесятикопеечный бордель” Чехов вполне мог бы предъявить самому себе. Кроме того, нечёткими формулировками Чехов породил двусмысленность и тем самым преподнёс подарок будущим манипуляторам. К примеру, можно предположить, что Чехов превозносит религию (“Общество, которое не верует в бога…”), но на самом деле всё почти с точностью до наоборот: речь шла о модном писателе Поле Бурже, объявлявшем материализм губительным и считавшем религию основой морали. 

Почему под раздачу попал Толстой, не совсем понятно: предыдущее письмо Суворину, в котором, видимо, претэнзии к Льву Николаичу были изложены более подробно, не сохранилось. Изложенные же в этом письме (“не употребляй женщин…”) вызывают недоумение. Известно, что искания Толстым смысла жизни проходили нелегко, порождали одно разочарование за другим. Но утверждать что тем самым он “помогал дьяволу размножать слизняков и мокриц” - это нечто запредельное. Приходит на ум оптимист-Потапенко, которого ставили в пример “унылому Чехову”. Впрочем, из текста не совсем понятно, относятся “мокрицы” к Толстому или Бурже. 

Как бы то ни было, ключ к пониманию этого странного сумбурного письма следует искать во фразе: “компрометируют в глазах толпы науку”. Оба писателя, Толстой и Бурже, не жаловали прогрэсс, оба уповали на религию. Бурже был к тому же предвестником дэкаданса. Раздражение Чехова по отношению к нарастающему мистицизму и упадничеству (нынешние социологи назвали бы это выученной беспомощностью), судя по всему, и продиктовало это злое письмо, а Толстой с интеллигенцией попали под раздачу.