Манифест "Просветконсерва". Введение

Мелким зелёным шрифтом приведён текст манифеста Н.С.Михалкова.

В каждом периоде российской истории есть
белые и черные страны. Мы не можем
и не хотим делить их на свои и чужие.
Это наша история!
Ее победы — наши победы, ее поражения
— наши поражения.

Наша, наши… Понятно, что не Васина. Только вот слово «мы» связывает с Н.С.Михалковым далеко не всех Россиян. Многие, как например я, всячески против объединения себя и автора «манифеста» в единое множество по какому-то ни было поводу. Употребляя «мы», да ещё в сочетанием с грандиозным словом «история», НС применяет неприглядный приём: создаёт ощущёние, что за его писаниной стоят полки и армии, и даже сама история шлёт ему воздушные поцелуи. На самом же деле этот приём характерен для тех, кто испытывает дефицит поддержки со стороны аудитиории (народных масс). Он очень часто применялся при социализме: везде висели плакаты «Мы – за мир», «Мы – строим коммунизм». Позднее возникла “Единая Россия” - до сих пор непонятно какая, зато “единая”. А теперь вот «Мы настрочили манифест». Михалков изо всех сил надувает щёки, пафос распирает его до такой степени, что время от времени он переходит на “строфное” начертание текста. Поэма да и только!

Мы убеждены — перестав делить прошлое, мы обретаем настоящее и гарантируем будущее. Исторически Государство Российское развивалось, следуя тысячелетнему пути: от «Святой Руси» к «Великой России».
Киев! Владимир! Москва! Петербург-Петроград! Москва!
Вот пять этапов жизни Отечества нашего, судьбы Родины нашей.
Киев — начало «Святой Руси». Князь Владимир крестил русских людей в православную Христову веру.
«Святая Русь» расцвела во Владимире попечением и подвигами великого князя Андрея Боголюбского и, окрепнув в череде столетий, стала сердцем Московского Царства.
В ту пору вера органично входила в быт, а быт в веру. Государственная идеология была неотделима от православного миросозерцания, от симфонии Царства и Священства. Вся жизнь в Церкви — вот аксиома Москвы, исторический корень того мироощущения, которое принято называть церковно-консервативным.

Какой размах! Какой масштаб мысли! Соловьёв с Костомаровым не додумались, а «обсиратель с ероплана» сподобился. Если бы НС удосужился прочесть упомянутых классиков, то, возможно, узнал бы, что Андрей Боголюбский, с его «церковно-консервативным мироощущением» не очень хорошо кончил, а в «симфонии Царства и Священства» далеко не все исполнители играли в унисон.

Петровские реформы выводят гражданскую и государственную жизнь России за церковную ограду. «Великая Россия» знаменовала собой Россию Имперскую. Миру был явлен Петербург, девизом которого станут слова наказа Екатерининского: «Россия есть государство европейское». На место Патриарха заступил Синод. Симфония властей преобразилась. Вся жизнь в государстве — вот аксиома Петербурга, исток того российского миросозерцания, которое принято называть государственно-консервативным.

Российская Империя повторяла путь Империи Византийской. Волей императоров все больше становилась она «Великой Россией» и все меньше оставалось в ней «Святой Руси». Указами самодержцев вершились «государственные преобразования»,проводились политические, экономические и судебные реформы, способствовавшие «гражданскому освобождению».

«Опускание» Петра I и инородки-Екатерины – любимая песня славянофилов. Между тем, и до них церковь находилась в полном подчинении у государства. Екатерина – так та вообще строго блюла все православные обычаи и пользовалась такой любовью, какой, кажется, не мог похвастаться ни один правитель России ни до, ни после (как известно, заслужила прозвище «матушка»). Совершенно очевидно, что, если бы не эти два монарха, Россия ныне представляла бы что-то вроде Ирана. Без промышленности, без университетов, без Пушкиных, Толстых и Чеховых.

Ну а «Святая Русь» - не более чем пиар. Достаточно почитать документы допетровской эпохи, чтобы волосы встали дыбом. Полный беспредел, попы, дерущиеся с дьячками и «стучащие» на горожан, не посещающих причастия. Вот реальная картина «Святой Руси».

В начале XX века революционная общественность подняла на щит лозунг «Вся жизнь в гражданском обществе» и вывела людей на улицы Петрограда. Это стало началом мировоззрения, которое принято называть либерально-демократическим.

В 1914 году, защищая православную Сербию, Россия вступила в Мировую Войну, закончившуюся для нее чередой революций, сокрушивших многовековую монархию.

Пережив Гражданскую войну и эмиграцию, императорская Россия превратилась в Советский Союз — «Великую Россию без Святой Руси». Вся жизнь в партии — вот аксиома советской России и основа той идеологии, которую принято называть коммунистической.

С середины 1920-х годов страна стала работать и жить «на пределе возможностей». Жизнь превратилась в борьбу за существование. Советские люди постоянно ощущали себя окруженными внутренними и внешними врагами. Основанный на страхе политический режим сопровождался массовым энтузиазмом и личной жертвенностью. Были пройдены тяготы коллективизации и индустриализации. Пережиты ужасы и боль ГУЛАГа. Ликвидированы безграмотность, беспризорничество, бандитизм. Побеждены нищета, болезни и голод. Был совершен народный подвиг победы в Великой войне, после которой наша страна, в очередной раз рывком преодолев экономическую разруху, первой освоила космос.

Довольно примитивное изложение исторической канвы, приправленное перлом «Основанный на страхе политический режим сопровождался массовым энтузиазмом и личной жертвенностью.» На самом деле, интереснейшая формулировка. Если режим «основан на страхе», то главным мотивом поведения граждан является принуждение, а следование своей воле наказуемо, невозможно. «Энтузиазм» же – это не только следование своей воле, но к тому же и эйфория в предвосхищении результатов подобного следования. Таким образом, фраза представляет собой 100%-й нонсенс. Тем интереснее, что и страх, и энтузиазм при социализме действительно имели место быть. Противоречие разрешается, если из анализируемой фразы удалить слово «основанный». Не на страхе был основан режим – а на эгалитаристских стремлениях населения. Именно они и вызывали энтузиазм. Страх же был адресован тем, кто подобного энтузиазма не разделял. Однако страх имеет свойство «проникать во все щели». Диктатура пролетариата своим обратным концом безжалостно хлестала и по «энтузиастам», писавшим письма из лагерей на имя тов.Сталина. Данная фраза прекрасно иллюстрирует интеллектуальный уровень НСМ: он видит все части уравнения, но располагает их в такой последовательности, что они образуют нонсенс. Понятен и мотив, породивший этот нонсенс: эгалитаристские настроения никуда не испарились, они процветают и поныне, вот только они не вписываются в Михалковский “манифест”.

Однако, в конце 1960-х годов достигнув максимума от того, чего можно было достичь при советской форме государственного устройства и социалистическом режиме, «советский народ», на плечи которого выпали неимоверные тяготы мобилизационной работы, — надорвался. Пафос коммунистической идеологии и потенциал советской государственности были исчерпаны.Большевистский эксперимент вступил в завершающую фазу. На теневых прилавках «административного рынка» начался демонтаж централизованной системы советского государства и права, сопровождавшийся разложением партийной элиты, деградацией социалистической общественности и распадом системы ценностей советского человека.

«Надорвался»? Нет спора, «неимоверные тяготы мобилизационной работы» имели место быть, но легче ли было, к примеру, строителям Беломорканала? Отчего ж те строители не пришли к начальству и не сказали: «извините, мы надорвались»? А партийная элита «разложилась» тоже по причине «надрыва»? НСМ совершенно не понимает природы крушения социализма. Валит всё на «усталость металла», в то время как дело было в неспособности плановой экономики следовать за ускорившимся техническим прогрессом. Неспособности, которая сохраняется доныне – только теперь этим грешит примитивно-капиталистическая экономика, основанная на экспорте сырья.

В середине 1980-х годов началась перестройка, а в 1991 году Советского Союза не стало. Последний акт был разыгран быстро и стремительно, так же как и в 1917 году. Казавшаяся незыблемой власть рухнула в три августовских дня…

В то время мы не отдавали себе отчета в том, что принимаем участие в событиях, имеющих всемирное значение. В событиях, в результате которых будет осуществлено не только переустройство отдельно взятой страны — Советского Союза, но будет совершен политический и экономический передел мира.

Это была геополитическая революция.

В итоге мы вступили в XXI век, проживая уже не в «Святой Руси» и не в «Великой России», а на территории Российской Федерации. У нас новые государственные границы: на Кавказе — как в начале XIX века, со Средней Азией — как в середине XIX века, и, что намного драматичнее для нас, с Западом — как в 1600 году, то есть после царствования Ивана Грозного. От Советского Союза, мы, граждане Российской Федерации, унаследовали 75% территории и 51% населения. Более 20 миллионов наших соотечественников оказались за границами России и, в сущности, стали эмигрантами.

Такова цена, заплаченная русским народом за обретенную в конце XX века государственную независимость и личную свободу…

Сори, может НС и жил в «Великой России», а я лично, как и миллионы россиян, жил в СССР, в которой «пролетарский интернационализм» был основополагающим принципом, начертанном на всех скрижалях. Произнеси тогда НС вот фразу про «Великую Россию» публично – и для него началось бы совсем другое «кино». Причём вот здесь как раз ничего не было «основано на страхе». Моя тётка каталась в Среднюю Азию на свадьбу к хорошему знакомому, у моего однокашника мать была армянкой, моя сестра вышла замуж за грузина, у моей матери половина подруг были еврейки и т.д. Хорошо ли это или плохо, ныне все эти народы оказались отделены друг государственными границами. При этом они проживают на своей земле, а не на «великорусской». Превращение миллионов русских в эмигрантов – явление далеко не всегда прискорбное. Из Прибалтики, к примеру, русские на историческую родину возвращаться не спешат. Ну а оттуда, где русским пришлось по-настоящему несладко, они давно убежали. И не потому, что «великорусская» земля досталась не-русским, а потому что эти не-руские окзались ещё и не-цивилизованными (мягко говоря). Русским беженцам Россия не особенно тогда помогала. Кстати, беженцы были не только русские. К примеру, огромное количество грузин было изгнано из Абхазии: у людей в одночасье отняли всё. Что-то не очень Михалков по ним плачет, да и Российская Федерация, практически контролирующая ныне Абхазию, не спешит восстановить справедливость.
Как бы ни ужасно было прошлое, назад уже ничего не вернёшь. Да к тому же в наиболее лакомых кусках (вроде Крыма) никаких серьёзных репрессий против русских не было. Так что все эти вопли о несчастных эмигрантах служат только для внушения читателю мысли: «нас обидели». Без «воплей» читатель мог бы усомниться в «цене, заплаченной русским народом»: он ведь ныне «платит» разве что за поездку в Крым на отдых совершенно так же, как это было в СССР. И отдыхает без проблем. Впрочем, после крушения социализма для отдыха появились варианты и получше. Так что читатель вполне может решить, что вопрос о «цене, заплаченной русским народом», не слишком актуален.